— Но теперь все изменилось! — воскликнул Чезаре, ударив кулаком одной руки в ладонь другой. — Моя бабушка сделала меня уязвимым. Это невыносимая ситуация, и я, друг мой, хочу выйти из игры. Я не могу серьезно думать о браке, занимаясь этим делом, становящимся с каждым днем все более опасным.
— Успокойся, Чезаре, — сказал Марко и покачал головой. — Мы должны все хорошо продумать. Из того, что ты рассказал, становится ясно, что события забурлили, и, возможно, наш «друг» бен Махли вскоре высунет нос из берлоги.
— Хотелось бы так думать, но мне это кажется маловероятным. Кроме того, если он знает, что мы к нему подбираемся…
— Но он не знает, друг мой. — Кортина наклонился вперед. — Чезаре, с твоей легендой полицейские — самая нежелательная компания. И люди бен Махли за тобой наблюдают, чтобы в этом удостовериться. Нет, я все еще думаю, что они уверены — ты сам хочешь распорядиться грузом. Ты разве не видишь, что все указывает на это? Товар не был получен, но он и не задержан полицией, за ними не следят. А они знают, что, если бы ты захотел, их бы всех сразу же арестовали. Нет, Чезаре, нет, друг мой, они выжидают, какие шаги ты предпримешь, чтобы распорядиться этим грузом. Я убежден: бен Махли не подозревает, что мы знаем о его участии во всем этом. И если, как я надеюсь, он думает, что ты сам решил воспользоваться этим грузом, он тебя найдет, не сомневайся.
Чезаре резко вскочил на ноги.
— Неужели ты не понимаешь, Марко, что этого я теперь хочу меньше всего? Мне необходимо подумать об Эмме и Челесте. Если они один раз уже напали на Эмму, они снова могут это сделать, и есть основание думать, что во второй раз она так легко не отделается. Они предупреждали меня, Марко. Им нужен этот груз или равноценный ему!
Марко встал и начал расхаживать по комнате.
— А ты не смог бы убрать этих женщин, путающихся у тебя под ногами? Великий Боже! Все наши планы могут быть разрушены из-за двух девиц, которые тебе почему-то небезразличны! Избавься от них! Обещай жениться на этой Челесте, если нужно, но гони их прочь из палаццо!
— Это не так просто, как ты думаешь! — сердито воскликнул Чезаре. — Их пригласила моя бабушка. И только она может попросить их уехать. Какую вескую причину я могу ей указать, чтобы она это сделала? Только правда может вынудить ее так поступить.
— А это, конечно, даже не обсуждается, — проворчал Марко, размышляя. — Почему ты не воспрепятствовал их прибытию? Почему, в конце концов, позволил остаться в палаццо?
— Ты прекрасно знаешь, что я был поставлен об этом в известность в последний момент, — ответил Чезаре раздраженно.
Марко подошел к столу и, опершись на него руками, посмотрел на графа.
— Чезаре, — сказал он бесстрастно, — если девицы не уедут, для них все плохо закончится! Но тебе-то что до того? Одной женщиной больше, одной меньше! Мы слишком близки к цели, чтобы все бросить. Если они погибнут, ты же не будешь убит горем?!
Лицо Чезаре побледнело.
— Нет, Марко, я не могу на это согласиться!
— Боже мой, почему? Ей-богу, Чезаре, почему? Это совсем на тебя не похоже! Я же знаю, что с некоторыми женщинами ты обходился так дурно, что они хотели умереть, когда ты их бросал! С женщинами, которые были ради тебя готовы на все! Но ты устаешь от них и выбрасываешь, как надоевших кукол! Скажешь, я не прав?
— Все так! — Чезаре пожал широкими плечами. — Я свинья и не отрицаю этого.
Он отвернулся, подошел к окну и посмотрел на разноцветные тенты кафе, пестревшие внизу на оживленной улице. Он чувствовал, как тошнота подступает к горлу. Все, что говорил Марко, было правдой — слишком часто он заводил любовные интрижки. Но справедливости ради надо отметить, что большинство женщин, с которыми у него была физическая близость, не требовали и не ожидали ничего большего. Его положение в обществе, титул, недавнее богатство и колоссальное обаяние давали ему благоприятную возможность вести такую насыщенную жизнь, ведь он был только человек. Но он никогда не увлекался юными девушками. Для него более привлекательными всегда были женщины постарше, к тому же они имели опыт в таких делах. И вот теперь, на этом этапе своей жизни, он вдруг обнаружил, что ему невероятно трудно избавиться от воспоминаний о нежном юном податливом теле, пробудившем в нем такое волнение, которое, как думал граф, он никогда больше не сможет испытать.
Он помнил все, что касалось Эммы: зелень ее глаз, густоту мягких, шелковистых волос цвета спелой пшеницы, стройный изгиб ее юного тела и чувственные, прекрасно очерченные губы. Он презирал себя за эти мысли, но это мало помогало. Воспоминания оставались, мешая ему спать, а сознание того, что она совсем рядом, всего в нескольких ярдах от него, будоражило его чувства. Он дал себе слово никогда больше не прикасаться к Эмме, постоянно твердил, что не имеет значения, какой женственной она кажется, ведь она еще ребенок, но ему хотелось видеть ее вновь и вновь, говорить с ней, наблюдая, как ее бледные щеки покрываются очаровательным теплым румянцем. Нет, он не может позволить Марко подвергнуть ее жизнь опасности, как бы ни были важны их дела.
Чезаре повернулся к хозяину кабинета и привалился спиной к оконной раме.
— Это нехорошо, Марко, — сказал он, тяжело вздохнув. — Я не могу сделать этого.
— Но почему? Ты что, действительно любишь эту вдову?
— Нет. — Ответ Чезаре был краток.
— Тогда в чем дело? Дорогой граф, надеюсь, вас не интересует эта девочка? Полагаю, она несколько молода для вас!
— Если и так, тебя это не касается, — резко ответил граф. — Между прочим, Марко, она не ребенок. Но кем бы она ни была, я не хочу отвечать за то, что ее жизнь подвергается опасности!